А.Кикнадзе. Мерано издали и вблизи ( фрагмент ) ГЛАВА 1 Матч на звание чемпиона мира, выигранный Анатоли- ем Карповым в Багио в трудной (разве будет преувели- чением сказать — драматической?) борьбе, привлек к шахматам внимание и тех слоев населения, которые от- носились к ним как к приятному времяпрепровожде- нию— не более. До начала поединка услышал из уст по- эта Н. примерно следующее: — Ты что, действительно собрался на другой конец света, чтобы посмотреть, как двигают эти деревяшки? — В голосе собеседника угадывалась снисходительность, а во взгляде — сострадание. Месяца через три, однако, когда события в Багио при- няли непредсказуемый характер, когда сравнялся счет и все стало зависеть вдруг от одной-единственной партии, Н. умоляюще спросил: — Скажи, у Карпова есть хоть какие-то надежды? Не хочу даже думать, что будет, если проиграет.— Мой то- варищ крякнул, словно вспомнив первый наш разговор, и, как бы оправдываясь, произнес: — Сын, понимаешь, с шахматной доской не расстается. Да и жена... — Полно вам всем переживать, «какие-то деревяш- ки»... Между прочим, я тоже не желаю даже думать, что будет, если проиграет. Давай верить в лучшее. — Условимся, если первым узнаю результат, я позво- ню, а если ты — звони в любое время. Услышав о том, что тридцать вторая партия отложе- на с большим преимуществом у Карпова, он поднимает меня среди ночи и, пробормотав торопливое извинение, начинает предлагать свои варианты — как следует до- вести партию до победы. Диктуя несусветные продолже- ния, он просит меня комментировать чуть не каждый его ход. Зная, сколь ранима поэтическая душа, стараюсь де- лать это по возможности тактично. В трубке слышны его легкие пререкания с женой. Она: «Догадываешься, который час? Дай человеку по- спать». Он: «А он все равно не спит, тоже смотрит партию». Она: «Откуда ты это взял?» Он: «Если бы мне кто-нибудь сказал, что он спит в та- кой час, я бы выбросился со своего одиннадцатого этажа». Надо ли возбуждать воображение, чтобы догадаться, как забрали и моего товарища шахматы в те дни? Забра- ли, чтобы уже не отпустить. И я нисколько не удивился, встретив однажды своего товарища в шахматном клубе. Привыкнув к тому, что в наше время любое вступление требует соответствующих отношений, заявлений, справок и ходатайств, он интере- совался, какими документами надо обзавестись для того, чтобы стать членом клуба. Беседа с приветливым адми- нистратором открывала перед ним еще одну — гуман- ную, демократическую сторону шахмат. Сегодня у поэта Н. уже третий разряд. И одна только вещь смущает его: — Никак не научу себя спокойно относиться к пора- жениям. Даже три выигранные партии не дают мне столь- ко положительных эмоций, сколько одна проигранная — отрицательных. Переживаю, плохо сплю. Жена, кажется, догадывается, хотя я и не охоч извещать о неудачах мир. — Так, говоришь, сколько человек узнаёт о каждой твоей плохой партии? — Не считал... Двадцать, может, двадцать пять. — Теперь поставь себя на место Карпова. И подсчи- тай, сколько миллионов (не на миллиарды ли счет?) уз- наёт в тот же или на следующий день не только об его выигрышах, но и проигрышах тоже. Если бы он не на- учился приглушать силой воли отрицательные эмоции, многого достиг бы? — Жизнь впитывалась в него маленькими капельками яда... через шахматы, когда он был еще молодым, быть может, поэтому... Это вовсе неплохо, когда жизнь впитывается в моло- дого человека маленькими капельками яда — тогда боль- шая не ведет прямиком в реанимацию. Шахматные про- игрыши— одни из самых благодатных, за них, как сказал мудрец, «надо платить в юности большие деньги». Они учат тому, как выходить из трудного положения, выхо- дить с честью, не теряя лица, они учат искать причины невезений не в других, в себе! Учат избавляться от не- умейства и отрицательных качеств, видеть цель, идти к ней. Убежден, что и жизненные цели успешнее достига- ют умеющие играть в шахматы. У Анатолия Карпова на одну проигранную партию приходится шесть-семь выигранных. Но это счет не всей шахматной карьеры, а карьеры, начавшейся после того, как к нему пришли известность и титулы. Молодому, вступающему в шахматы человеку полезно бы знать, что на пути к признанию счет бывает прямо противополож- ный. Потерпев поражение, не опускайте носа, не вещайте о нем всем встречным-поперечным. Каждое из них несет в себе частицу будущих побед, тут счет верный. Боитесь поражений, не можете преодолеть в себе неуверен- ность— уходите из шахмат и из спорта вообще. Попро- буйте свои силы, например, в драматических самодея- тельных кружках. Там все просто: вы будете знать, в ка- кую минуту надо выйти на сцену, куда стать, на кого по- смотреть, что произнести, и даже ваш злейший враг по пьесе не сделает ничего для того, чтобы унизить вас, ар- тиста, наоборот, и он, и вся труппа подчинят свои усилия одному — дать вам сыграть хорошо. Если же вам даст хорошо сыграть партнер по шахматам... можно только представить, что скажет ему тренер. Вот почему еще с очень большой натяжкой можно отнести шахматы к ис- кусству. Самого Анатолия Карпова матч в Багио — его вы- игрыши и его проигрыши — наделил мудростью, приме- ры того наделения мы увидим через три года в Мерано. А скольких филиппинский поединок просвещал, скольким помогал понять радость, таинственно заклю- ченную в шестьдесят четыре клетки! Между тем начался матч и в Мерано. Начался оше- ломляюще для претендента. После четырех партий счет 3 :0 в пользу чемпиона Анатолия Карпова. Если так про- должится и дальше, наша поездка, назначенная на 21 ок- тября, «пойдет по местам боевой славы». Не послать ли Анатолию такую телеграмму: Был претендент перед матчем неистов. Да сник понемногу. Скукожился то есть. Дождитесь советских туристов, Побойтесь Бога. Имейте совесть. — Так-то оно так,— говорит мой товарищ по путеше- ствию в Багио и предполагаемой поездке в Мерано.— А вдруг сбудется ваше пожелание, вспомним, что слу- чилось в Багио... Как вы себя будете чувствовать? Едва начался матч, как в Первомайском универмаге Москвы (и в других магазинах тоже) резко возрос спрос на шахматные комплекты, а отрада любителей — миниа- тюрные магнитные шахматы исчезли вовсе. С новой до- ской и новыми часами пришел к излюбленной скамье в Измайловском парке мой добрый знакомый и партнер Григорий Трофимович Руденко. Это один из тех, кто всем сердцем в Мерано... У верного, хотя и немного- словного поклонника Карпова распрекрасное настрое- ние. Когда хорошее настроение, не только легко дышит- ся, спится, работается, но и легко играется. В очередном блицтурнире этот кандидат в мастера общелкивает од- ного соперника за другим. Только дают ему по одной минуте форы, не на раздумья, нет — на то, чтобы сделать ход и перевести часы, Григорию Трофимовичу нужно чуть больше времени, чем его партнерам. Лет семь назад мы с младшим сыном поехали на ве- лосипедах в Измайловский парк и в одной из его аллей встретили довольно большую группу симпатичных шах- матных зевак, не скрывавших радости по поводу того, что их домашнего чемпиона-задаваку нещадно обыгры- вает немолодой степенный незнакомец. Взглянув из-за голов на позицию, я увидел, как тот без раздумий по- жертвовал слона в итальянской партии и через семь или восемь ходов заматовал противника. Играл спокойно, а показался человеком нервным, при каждом ходе как-то неестественно поводил плечами. Сын сказал: — Папа, а ты на его руки посмотри. Надо было внимательно приглядеться, чтобы по- нять— эти руки искусственные. На груди незнакомца был знак фронтовика, и тогда стало все понятно. Позже, когда мы познакомились ближе, оказалось, что у Григо- рия Трофимовича два боевых ордена и много медалей, но он носит один только знак. Первый раз довелось побывать в Италии в шестиде- сятом году. Помню, товарищ по путешествию предложил последовать его примеру: вместо того чтобы возвра- щаться в отель на обед, он покупал за сто лир кулек жа- реных каштанов и за сто лир банку оранжада, он назы- вал этот комплект «благами жизни» и клялся, что ничего вкуснее на этом свете не ел. Я последовал мудрому со- вету и ничуть о том не жалел. Теперь я предлагаю Гагику Оганесяну, журналисту из Армении, поужинать каштанами. Мы скидываемся, только я прошу своего товарища отдать продавцу не все деньги сразу, а сперва одну монету в сто лир. Гагик удивленно пожимает плечами, но просьбу выполняет. Продавец смотрит недоуменно, подкидывает монету, находит са- мый маленький каштан и протягивает его, давая понять, что торг окончен. Гагик улыбается. Зато на тысячу лир продавец кладет в длинный тонюсенький кулечек уже не десять, а одиннадцать каштанов. Благодарю Оганесяна за соучастие в эксперименте и на следующий день на рынке пробую выяснить, как обстоят дела с лавром. Когда-то в Италии он стоил гроши. За двадцать один год и на лавр невероятно подскочили цены. Что же касается лаврового венка шахматного чемпио- на, то ему в наши дни цены нет. Все труднее достается он. За три только года, прошедших после матча в Багио, население земли выросло почти на двести миллионов, страшно подумать, сколько претендентов на шахматную корону появится в мире через десять, через двадцать лет, до какой степени обострится борьба. Только очень хочется верить, что то «обострение», на которое умыш- ленно шел претендент и в Багио и в Мерано, больше не повторится. Хотя бы потому, что другим будет претендент. Тирольцы делают все, чтобы крупнейшее шахматное состязание проходило на их земле в спокойной, добро- желательной обстановке, чтобы оно принесло славу, а не позор их мирному Мерано. Симпатии тирольцев к Советскому Союзу имеют свои истоки. В. И. Севастьянов, космонавт и президент Шахматной федерации СССР, во время ночной прогулки по притих- шему Мерано рассказывает: — На приеме бургомистр интересную историю вспо- мнил. Оказывается, Муссолини, придя к власти, выселил из области Альто Адидже несколько десятков тысяч «инакоязычных»: мол, или становитесь итальянцами, или прощайте. Германоязычное население области, на протя- жении веков сроднившееся с этой землей и сделавшее ее одной из самых богатых в Европе, эмигрировало. Это случилось до прихода Гитлера, многие жалели о покину- тых местах, но путь в Италию им был заказан. Хотя юри- дические права и на землю и на строения за ними сохра- нялись. «И только после того, как ваша армия,— говорил бургомистр,— расколошматила фашистов, мы получили возможность вернуться в родные края. Поэтому у нас, тирольцев, добрые чувства к русским, к вашей армии. Сегодня многие из нас не скрывают своей радости по по- воду побед Карпова». В справедливости этих слое довелось убеждаться не раз. Мы с Виталием Ивановичем приходим в отель, где живет советская делегация, далеко за полночь. В фойе космонавта ждут около тридцати тирольцев. Держат на- готове открытки, книги, альбомы. Просят автограф. Им лестно, что советский космонавт свободно говорит по-не- мецки, они хотят засвидетельствовать свое уважение мо- лодому и симпатичному советскому чемпиону и пожелать ему победы в матче. Пусть имя их города войдет не только в название дебюта «Меранская система», но и в историю шахмат. Им приятно было познакомиться и с са- мим Карповым, и с его секундантами Балашовым и Зай- цевым, и с руководителем делегации Батуринским. Хо- рошо, что с чемпионом все те, кто помогал ему в Багио, показали себя настоящими помощниками, а то бог знает что писали. Что писали, это вспомним чуть позже, а пока... — Среди нас многие играют в шахматы,— говорит пожилой тиролец в галифе и башмаках на толстенной по- дошве.— Душа радуется, когда смотришь, как смело на- чал Анатолий. После первых его побед некоторые газеты написали, что ему помогают парапсихологи. Извините, пожалуйста, это может быть? — На одной пресс-конференции Карпов действитель- но сказал, что ему продолжает помогать его психолог Зухарь. — Правда, а каким образом? — оживился собесед- ник.— Пожалуйста, вот мой товарищ, его зовут Герхард, может подтвердить, что я верю в парапсихологию. — Карпов сказал, что психиатр передает ему свои «атомные лучи» по телефону. — Извините, пожалуйста,— сконфуженно улыбается тиролец. В Мерано часто вспоминают о Багио. В одной из пред- матчевых публикаций претендент заявил, что после того, как он довел на Филиппинах счет до 5:5, разгневанный Карпов-де расформировал свою команду и отказался да- же от гроссмейстера Игоря Зайцева, которого Кормной «с удовольствием взял бы к себе». И пошла летать эта утка по миру. И хотя заведомо нелепым было утверждение Корчного (нетрудно дога- даться, какие цели тот преследовал), немало тирольцев поверили ему. Немало удивились они, увидев рядом с Карповым все тех же секундантов. Так была опроверг- нута одна очевидная ложь. Что же касается другой- Газета «Альто Адидже», в общем довольно объек- тивно освещавшая ход матча, опубликовала статью под интригующим заголовком: «демон (возможно, сверхъ- естественный) блокирует ярость Виктора». Выдержки из нее дадут представление о том, в каком стиле писала местная пресса о матче. «Что осталось от «старого льва» Корчного? Стершие- ся когти, колорит? Претендент на пути к сво- ему закату. Грозный Виктор уже не тот. Если бы был Зу- харь, Виктор Корчной мог бы снова заявить: «Я не могу играть, когда он в зале, пересадите его», к удовольствию прессы всего мира и своего душевного успокоения. Но увы, «магический сын Распутина» в Мерано отсутствует. На что сетовать?» Один из друзей претендента, Эдуард Штейн, говорит: — Есть что-то сверхъестественное в том, почему Вик- тор уже не тот. И это не отнимая ничего у Карпова, кото- рый остается величайшим чемпионом. Наверняка Бату- ринский и его товарищи изобрели что-то сверхъестествен- ное в психологическом плане. У меня нет доказательств, но я чувствую это эмоционально. — Что вы чувствуете? — спрашиваем его. — Не знаю что, но что-то есть, и надо открыть это до того, как матч закончится. Тем самым мы докажем, что Виктор в состоянии возродиться. Мы указали ему на возрастную разницу между Корч- ным и Карповым. — Это все сказки и чепуха,— говорит Э. Штейн,— я уверен, что есть что-то сверхъестественное, и с этим надо бороться. И вы увидите, что Виктор снова станет преж- ним львом. Чтобы представитель Корчного позволил себе назвать Карпова величайшим чемпионом, это что-то новое. Рань- ше претендент безжалостно изгонял из своего лагеря всех, кто позволял себе сказать хоть одно хорошее сло- во о Карпове. Примечательно, что и газеты, высказывав- шие поначалу симпатии к Корчному, начинали с каждой новой неделей матча понимать истинное соотношение сил за шахматной доской и честнее писать и о самом поедин- ке, и о том, что сопутствовало и предшествовало ему. При всем том фраза: «Есть что-то сверхъестественное в их шахматах» — продолжала кочевать по страницам всевоз- можных газет, издающихся и в самой Италии, и далеко за ее пределами. За океаном, например. И не надо осо- бенно сильно этому удивляться. Есть много непостижи- мого, загадочного для западного мира в том, почему именно из Советского Союза появляются один за другим на мировой арене талантливые и сверхталантливые шах- матисты, почему так здорово играют они в международ- ных турнирах высшего ранга, почему сборная нашей страны одержала победу в матче со сборной мира. Об этом феномене, поддающемся воображению ку- да лучше, чем туманные рассуждения об «атомных взгля- дах» и прочей чепухе, я и постараюсь рассказать. Продуманная, поставленная на прочные педагогиче- ские и спортивные рельсы система раннего выявления шахматной одаренности помогла нам только за послед- ние годы узнать имена Гарри Каспарова из Баку, Алек- сандра Белявского и Олега Романишина из Львова, Льва Псахиса из Красноярска, Артура Юсупова из Москвы... Это, если так можно выразиться, карповские тылы, и не удивимся, если встретим этих молодых людей в ближай- ших же циклах претендентских матчей. Нам ясно то, о чем лишь смутно догадывается запад- ный обыватель, берущий на веру вымыслы о некой за- гадочной первооснове советских шахматных достижений. Безусловно, на формирование и молодого гроссмейстера Карпова, и других представителей новой шахматной вол- ны не могла не повлиять кровная заинтересованность об- щества в развитии шахмат как одного из элементов социалистической культуры. Анатолий не мог не чувство- вать великой благожелательности, которая окружала его с детских лет... Известно давно, что лучшие дела совер- шаются лишь на благоприятном эмоциональном фоне, только такая обстановка помогает молодому человеку учиться, работать и искать с упорством и прилежанием, которые неведомы человеку, попавшему в обстановку завистливой недоброжелательности. И еще — была преемственность. Это великая вещь в жизни, а в спорте — особенно. Случайно ли именно во Владимире, в школе олимпийского чемпиона Николая Андрианова, сформировался гимнаст высшего класса Юрий Королев, который столь блистательно выиграл зва- ние абсолютного чемпиона мира на состязаниях в Мо- скве? Случайно ли именно в женском брассе по примеру Галины Прозуменщиковой появилась у нас целая плеяда чемпионок и рекордсменок? Случайно ли именно в шах- матах (вспомним имена Александра Алехина, Михаила Ботвинника, Василия Смыслова, Михаила Таля, Тиграна Петросяна, Бориса Спасского — ни одна страна не дала стольких чемпионов мира) появился у нас Анатолий Кар- пов? Вместе со мной в поездке в Мерано была группа шах- матных организаторов и тренеров из разных городов Со- еетского Союза. Появилась возможность чуть лучше понять, что делается в стране для развития шахмат. Приве- ду бесхитростные рассказы моих товарищей. Одновре- менно это даст читателю возможность составить пред- ставление о людях, которые считают и честью и долгом служение прекраснейшей из игр. Федор Константинов, вице-президент Философского общества СССР, заведующий сектором Института фило- софии АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР, доктор философских наук, профессор, председатель Шахматной федерации Москвы: — В столице открыт университет шахматной культу- ры. Занятия проходят раз в месяц в Центральном лекто- рии Политехнического музея. Слушателей более тысячи. Прошли лекции всех советских чемпионов мира. Когда выступали Анатолий Карпов и Михаил Ботвинник, пло- щадь до краев была забита народом, спрашивали лиш- ний билетик. Провели вечер «Шахматы и юмор», в гости к слушателям пришли писатели и артисты, и снова пере- полненный зал. Понимаем хорошо, как много можем и обязаны сделать для пропаганды шахмат, как велик ин- терес к ним. Поэтому взяли за правило вечера, встречи и выступления на заводах, фабриках и в вузах. Особое внимание — школьникам. В порядке эксперимента ввели преподавание шахмат в ряде школ Свердловского, Ба- бушкинского и Гагаринского районов. Первая партия. Всего несколько слов произносит шах- матный радиокомментатор: «Запишите двадцать четвер- тый ход черных: (14, Дмитрий четыре», а сколько в этом «Дмитрии четыре» закодировано мыслей, переживаний, откровений! Новое продолжение в старом как мир фер- зевом гамбите. Обычно в этом дебюте жертвуют пешку белые в самом начале и ненадолго. А тут в середине пар- тии неожиданная жертва со стороны черных. Безнадежно задумался претендент. Принимать жертву плохо, это рас- сечет позицию белых, без прикрытия и защиты главных сил окажется их король. И непросто, через заминирован- ные поля должен будет пробираться к нему ферзь. Корч- ной не принимает жертву. Как говорят испанцы, партида пердида — партия проиграна. В такие минуты лучше выключать телефон. Но это значит лишить себя многих положительных эмоций, ко- торые возникнут сами собой, как только позвонит, напри- мер, полковник-литератор Владимир Виноградов. Он первым предложит поставить к ходу «Дмитрий четыре» два восклицательных знака. Случайно ли именем Дмит- рий назовут сына, родившегося в эту ночь, супруги По- ликарповы из подмосковного Звенигорода, инженеры и любители шахмат? Позже, как писал «Советский спорт»: «Одна молодая мать из Горького в телеграмме сообщи- ла, что назвала своего малыша Толей. Но тут же подоб- ная телеграмма пришла от одного молодого отца из Грозного, затем еще такие же «молнии» из Ленинграда и Киева». Но право на тезок надо было еще завоевать. Первая ласточка хоть и не делает весны, но говорит об ее приближении. Победа в первой же партии не могла не повысить на много градусов настроение чемпиона и на столько же градусов понизить настроение претен- дента. А ведь был прав Виноградов: именно двумя воскли- цательными знаками сопроводил двадцать четвертый ход Карпова Михаил Таль — автор репортажей в «64». Тонкий ход конем приносит чемпиону мира ощутимый перевес во второй партии так же, как «обратный ход» в шестой наверняка избавил бы его от поражения. 2:0. В третьей претендент добивается ничьей, но четвертую проигрывает снова. Еще ни один матч на первенство ми- ра так не начинался. В лагере претендента воцарилась обстановка уныния. После второго поражения, как писала издающаяся в За- падном Берлине «Тагенсшпигель», Корчной подогрел слу- хи о своей возможной сдаче в матче с Карповым. Он собрал чемоданы и покинул вместе с Петрой Лееверик южнотирольский курорт Мерано, уехав в неизвестном на- правлении. Перед своим отъездом он не ответил на во- прос относительно намерения взять тайм-аут. В действи- тельности же претендент отправился в горы, где провел ночь в запасной квартире. Из Рима передавал ТАСС: «Газеты единодушно отме- чают, что в отличие от Корчного, выглядящего очень нервным, А. Карпов ведет себя в ходе встреч и вне зала, где проходит поединок, уверенно, выдержанно, спо- койно». «Поглядеть на него вблизи,— замечает «Паэзе се- ра»,— он все такой же юноша, каким мы привыкли его видеть несколько лет назад, в частности, когда в 1975 го- ду Анатолий приезжал в Милан на турнир двенадцати сильнейших шахматистов мира». Поглядеть на него вблизи... А если снова и снова про- смотреть те первые четыре партии. Фигурами движет рука бойца, умудренного многими сражениями, не боя- щсгося осложнений, но избегающего риска в прямом, первозданном смысле слова. Игра его стала солиднее. Обозреватель югославского агентства ТАНЮГ так пишет о четвертой партии: «Для стиля игры чемпиона мира бы- ла... характерной четвертая партия, в ходе которой после дебюта создалась примерно равная позиция. Ожидалось, что она закончится вничью, но чемпион уверенно манев- рировал и использовал небольшие неточности противни- ка. А. Карпов показал большое мастерство в использо- вании маленьких преимуществ». Я думаю, это было главной отличительной чертой Карпова восемьдесят первого года. Грубых промахов претендент не допускал: и тактика и стратегия Карпова сводились к искусству использовать микроскопические неточности соперника, постепенно накапливая преиму- щество, достаточное для победы. Отклики зарубежной прессы на первые пять партий, давших счет 3:0, сводились к одному: Карпов на го- лову превосходит претендента, матч, по существу, кон- чен. Надежду в организаторов матча, боявшихся помимо всего прочего финансовых убытков в связи с быстрым окончанием состязания, вдохнула шестая партия. На встрече с журналистами Карпову задали вопрос: — Как вы отнеслись к поражению в шестой партии, где прошли мимо возможности не только избежать про- игрыша, но даже поставить противника перед труднораз- решимыми проблемами? Ответ был таким: — Что говорить, чувства я испытывал не из приятных. Между прочим, как раз шестую партию Корчной провел очень сильно и, отставая в счете на три очка, действовал решительно. Думаю, я вправе сказать, что защищался тоже отнюдь не худшим способом и создавал противни- ку серьезные затруднения. Тридцать девятым ходом он допустил промах и дал мне шанс не просто спасти пар- тию, а может быть, даже и выиграть ее. Но дело в том, что я издалека шел на этот вариант и заранее наметил ошибочный, увы, ход, на который затратил всего несколь- ко секунд. А между тем времени у меня было предо- статочно, к тому же и начинающий шахматист мог бы увидеть лучший ход — настолько он прост. Бывают даже у гроссмейстеров такие затмения!.. Но что поделаешь — борьба есть борьба, и без ошибок обойтись в столь от- ветственном соревновании невозможно. Когда подобные промахи шахматисты замечают за доской, то ведут себя по-разному: одни бледнеют, у других вспыхивают щеки, у некоторых, говорят, волосы встают дыбом. Всякое бы- вает. А я, даже покинув зал и садясь в машину, еще не знал, какой мог сделать сороковой ход. Только встре- тившись с секундантами и услышав, не помню уже от кого лично, горькую правду, испытал острое чувство огорчения. Судя по дальнейшему ходу матча, я прошел через это разочарование с минимальными нервными по- трясениями. Это искусство не из простых — пройти сквозь пораже- ния без потрясений. Ты должен выкинуть из головы мы- сли о том, сколько людей в мире узнают завтра же о твоей оплошности, сопроводят опрометчивый ход од- ним, а скорее всего, двумя вопросительными знаками. Огорчатся друзья, порадуются недруги. Удивятся тому, что ты, обладающий даром дальних расчетов, все же отложил партию, хотя надежд на ее спасение — никаких. Но теперь ты стал мудрее. Научился отгонять от себя презренные мысли, охотнее всего навещающие малове- ров. Уже не будешь с таким упорством смотреть до утра отложенную партию, то и дело спрашивая самого себя: в вдруг, а вдруг? Ты спокойно известишь главного судью через секун- дантов, что сдаешь партию, и не позволишь себе следу- ющий раз тратить на ход всего несколько секунд, когда в твоем распоряжении так много времени. Учеба на поражениях—самая полезная в мире учеба. Если только ты обладаешь способностью относиться к ним так, как они того заслуживают. А ведь это искусство даровано не всякому. Мой многолетний партнер Георгий Иванович Куни- цын... Не знаю, сколько партий — триста, а может быть, и все пятьсот сыграли мы, и сколько интересных вещей узнал я до партий и в перерывах между ними — во время же самой игры Георгий Иванович целиком погружается в шахматы. Произойди землетрясение или пожар, он не встанет, тем более если у него позиция лучше хоть на са- мую малость. Искусствовед, критик, автор многих трудов по эсте- тике, доктор философских наук, писатель, он написал: «Шахматы для меня — царство истинной человеческой свободы. Пусть вас не смущают высокие слова. Выше свободы, основы счастья, все равно ничего нет1 Речь идет о такой свободе, когда забываешь о суете и сложностях жизни. Тут муки — от вдохновения. Ощущение такой сво- боды при игре в шахматы у меня столь же сильное и глу- бокое, как и при занятиях любым другим творческим трудом». И далее: «В шахматах вообще нет ничего уни- зительного. Даже проигрыш не потеря. Не ради очков, в конце концов, идет игра; важнее сам процесс. Он воз- вышает» («64», 1981, № 20). Побывали бы вы, дорогой Георгий Иванович, в Багио или Мерано, пережили бы страсти, порождаемые ими, спросили бы себя на минуту, а что случилось бы с вашей любимой игрой, если бы соперник Карпова набрал боль- ше очков,— сам процесс важен, но очки, очки, как до- роги они в состязаниях такого уровня. Как бы красиво ни вел ты партию, сколько бы эстетического наслаждения ни доставила она тебе, все заглушится, придавите я не- обыкновенной тяжестью пустотелого и такого невесо- мого с виду нуля, который стал против твоего имени. И даже если никто не проставит нуля... Одному нашему известнейшему ученому, читавшему лекции за рубежом и рассказавшему коллегам, между прочим, о своих шахматных пристрастиях, подарили но- винку, которая, обойдя несколько лет назад чуть не всю Европу, перестала быть диковинкой: электронные шахма- ты. Ты можешь запрограммировать электронного парт- нера на определенную силу игры, говоря по-нашему, от третьеразрядника до мастера (регулируя глубину и даль- ность его расчетов), садись и играй. Он не подаст тебе ни одной реплики, не возьмет назад ни одного хода, он будет интересен как мыслитель и скучен как партнер. Этим последним определением я вовсе не хочу прини- зить роль электронных шахмат и как средства разумного проведения времени и как средства быстрого роста шахматного умения; пора бы и нашей электронной про- мышленности, давшей немало своих разработок (вспо- мним, например, ультрасовременные демонстрационные доски, на которых мгновенно отпечатывается каждый из ходов), приняться и за эту: великое скажут им спа- сибо! Вернувшись в Москву, академик, обыгрывавший в мо- лодые годы хороших шахматистов, решил без свидете- лей сыграть с электронным партнером. И проиграл ему. Видимо, большое впечатление произвел на академика тот проигрыш, раз не захотел он даже держать хитро- умную игрушку, не хотел смотреть на нее, чтобы не вспоминать унизительного чувства, и добровольно рас- стался с ней. И не думаю, что утешился известный ученый тем, что за него отомстил профессор Г. И. Куницын, разгромив- ший машину (настроенную на ту же программу) за пят- надцать ходов. Теперь вернемся чуть назад, к результату первых че- тырех партий, и спросим себя, был ли на свете человек, который взял бы на себя смелость заранее предопреде- лить их результат? Вы торопливо ответите: «Нет» — и бу- дете не правы. Такой человек есть, зовут его Валерием Михайловичем Корягиным, он сотрудник Издательства военной литературы и большой любитель шахмат... Как он это сделал, что дало ему основание спрогно- зировать счет? Сейчас мы с тобой, читатель, свернем в сторону с шахматной тропы, побеседуем неторопливо об одной спортивной (может быть, не только спортивной) пробле- ме, с тем чтобы снова вернуться в небольшой итальян- ский городок, раскинувшийся под крохотным голубым небом, зажатым со всех сторон горами с заснеженными вершинами. Итак, Валерий Михайлович Корягин, полковник, с по- мощью друзей рассчитал биоритмы Анатолия Карпова и довольно точно предрек его успех в первых четырех партиях. От одного своего коллеги он услышал пример- но то, что не раз приходилось слышать Валентине Ива- новне Шапошниковой: — Если бы ваши биокарты имели действительно та- кую силу, то шахматные, как, впрочем, и другие спортив- ные, состязания потеряли бы свой смысл: что за ре- зон проводить их, если заранее известно, кто победит. Пройдет неделя-другая, и ваши прогнозы ничего, кроме улыбки, вызывать не будут. Корчной — опасный против- ник (и это признает Карпов), его рейтинг чуть ниже, чем у чемпиона, вспомните, как провел претендент отбороч- ные поединки к матчу, и... даю вам добрый совет, спрячь- те подальше вашу таблицу. Валерий Михайлович тому совету не внял и после чет- вертой (как и после шестой) принимал от коллеги «уве- рения в глубоком почтении». Нам надо, нам обязательно надо знать каждый факт точного биоритмического прогноза. Не они ли фундамент той современной отрасли зна- ния, которую все реже называют гипотезой и все чаще теорией? Итак, в Мерано счет 3:1. «Теперь я буду только выигрывать!» — заявляет Корч- ной. «Матч приобретает новый интерес, а претендент — новый стимул. Ведь этот счет уже встречался в Багио, и ему удалось настичь чемпиона» — к этому сводятся вы- сказывания многих западных газет. Заметно повеселели секунданты Корчного — английский гроссмейстер Майкл Стин и молодой гроссмейстер из США Ясер Сейраван. Они не скрывают восторга и горячо жмут друг другу руки, когда видят, как в седьмой партии останавливает часы и расписывается на бланке Анатолий Карпов. По- том на лицах секундантов Корчного отпечатывается недо- умение. Они ничего не понимают, они убеждены, что судья, объявивший о ничьей, ошибся. Зато удовлетворен- но улыбаются секунданты Анатолия Карпова. Произошел редкий в матчевой практике эпизод. ...Ферзь, две ладьи и конь претендента, играющего белыми, навалились на позицию черного короля. По- жертвовав пешку, белые напали ладьей на черного фер- зя. Издали может показаться, что отступить он не имеет права. Однако претендент лучше, чем его секунданты, видит возможность, имеющуюся в распоряжении чер- ных. Он подходит к главному арбитру Паулю Клейну из Эквадора и что-то говорит ему. Анатолий Карпов рассказывает о том, что произошло дальше: — Ко мне подошел главный арбитр и передал пред- ложение Корчного о ничьей. Ничья достигалась форсиро- ванно ответным нападением ладьи на ферзя. Я принял предложение, остановил часы и не понял, почему в зале раздались аплодисменты. Потом мне сказали, что чуть не весь зал подумал о том, что я сдал партию. После того эпизода судьи решили извещать зрителей о результате партий с помощью табличек. Не знаю, чему так радовалась английская «Санди тайме», не скрывавшая своих симпатий к Корчному. На- писала: «Наш прогноз начинает сбываться». Что это был за прогноз? После того как претендент одержал победу в шестой партии, «Санди тайме» опубликовала его большой пор- трет. Гроссмейстер был снят в зеркальных очках, в кото- рых отобразилась, естественно, в зеркальном варианте позиция шестой партии. Рядом был помещен маленький портрет чемпиона. Большая статья называлась «Корчной преисполнен желания двигаться вперед к шахматной ко- роне путем триумфатора». Странное дело, газета, во все времена превозносившая свою собственную объектив- ность и независимость, о всех трех победах Карпова не написала столько, сколько об одной победе Корчного. Ход матча искажался так же, как на фото — позиция, от- ражавшаяся в зеркальных очках. У больших и малых оплошностей есть общее свойст- во— они редко бродят по миру в одиночку, куда чаще — вереницами, дышат в затылок друг другу, окаянные. Ста- раясь исправить одну, торопливо и эмоционально, знай, что ждет не дождется своей очереди ее кривобокая сес- тричка. Будь осмотрителен и помни едва ли не лучший совет Козьмы Пруткова: бди! После шестой партии, в которой была допущена оплошность, Анатолию Карпову было важно смирить страсти и желание показать другим, а прежде всего себе, что та ошибка — случайность. Разве не соблазнительно обострить игру, ступить на черту риска, а может быть, и переступить ее чуть-чуть, используя преимущество не только быстрого, но и дальнего счета? Кто-нибудь другой на месте Карпова, возможно, и по- ступил бы так, но это должен был быть обязательно кто- то другой, ибо чемпион так не поступает, потому-то, между прочим, он и чемпион. Главное, есть вера в себя, абсолютная убежденность в победе. Никто никого нику- да не торопит, наоборот, организаторы матча (в противо- положность тому, что было в Багио) радуются каждой новой ничьей: как-никак не так все быстро кончится, как боялись поначалу. Ничья в седьмой партии — первый шаг «возвращения в норму». Второй шаг будет для претендента куда более непри- ятным. Дело не только в том, что Карпов применит де- бют, который, как утверждают знатоки, еще ни разу не встречался в матчах на звание чемпиона мира. Новинка имела подтекст: раз Карпов взял на вооружение, значит, изучил основательно, скорее всего, еще вернется к ней, это значило, что противнику надо было потратить много- много часов, чтобы в спокойной домашней обстановке начать искать новые пути защиты в дебюте, изобретен- ном итальянскими мастерами четыре столетия назад. В первой итальянской приходилось искать за доской. То была непростая игра, она длилась восемьдесят ходов, более девяти часов, претендент дважды попадал в цейт- нот, «играл на флажке», но успевал каким-то непостижи- мым образом сделать контрольный ход и нажать на кнопку часов за несколько секунд до того, как этот фла- жок должен был упасть. Возможно, это были единствен- ные ходы, уводившие от поражений. Восьмая партия лучше других показала, как силен Корчной в защите. Позиция была своеобразная: два черных коня только и мечтали о том, как бы отдать себя за одну только пе- шечку белыхг преградить ей путь к восьмой горизонтали, кони же белых преследовали прямо противоположные цели: пешка дороже собственной жизни, пасть самим, но дать ей свободу — вот, в общих чертах, к чему сводились намерения сторон. Два коня — сила необыкновенная. Об этом говорят нам этюды международного гроссмейстера по шахмат- ной композиции Гии Надереишвили, главного невропа- толога города Тбилиси. В его работах два коня, «хоро- шо понимающие друг друга», с успехом борются про- тив черного ферзя, поддерживаемого королем, только в той чете согласия нет и быть не может, ибо разбивают его мудрые кони. Но в том-то и величие и парадокс шах- мат, что только два коня ничего не могут поделать с оди- ноким королем. Два же слона, силу которых сравнивают с силой коней, матуют запросто; как это делается, знает любой шахматный приготовишка. Как матуют одни кони, не знает никто. Вот уж поистине, этого не может быть потому, что не может быть никогда.